Традиционно Новый год завершается и начинается на стыке 31 декабря — 1 января. Но, наверное, и профсоюзное летоисчисление здесь имеет специфику. Потому что, по большому счету, что в декабре профсоюзам заниматься новогодними елками для детей, что в январе. А вот динамика событий в профсоюзном мире ежегодно — с мая по май — часто идет по непредсказуемой амплитуде. Иногда, выходя на первомайскую демонстрацию, мы с трудом можем угадать, на что придется тратить основные усилия уже через месяц. Пример — прошлый год. Отмечали 1 Мая — было одно, гордились ростом МРОТ и “наценками” на него в виде компенсационных и стимулирующих… А уже в июне — уже совсем в другой тональности — занялись пенсиями… В сегодняшнем Первомае можно попытаться угадать (хотя и неточно) специфику периода. В смысле — что изменилось. Что встало на первый план? Как изменилось отношение к происходящему у членов профсоюзов?
Прошло 1 Мая 2019 года. И в первом приближении можно зафиксировать происходящие изменения. Ну, скажем, раньше “кое-где” не выталкивали профсоюзы за центральные улицы. Раньше “кое-где” не вытаскивали из “закромов Родины” старые законы, которые, оказывается, уже много лет как запрещают профсоюзам передвигаться “по главной улице с оркестром”, а также с содержательными лозунгами и требованиями. В другом “кое-где” представители некоторых обкомов отказывались участвовать в общем шествии с губернатором, модно называя его “токсичным”, то есть не желая переносить на себя его, как они считали, негативный имидж. (В этом смысле стоит обратить внимание на желание целой группы кандидатов в депутаты разного уровня и в губернаторы идти самовыдвиженцами, а не фиксируя себя членами “Единой России”. Тоже токсичность?) В третьем “кое-где” пошли еще дальше — и из профсоюзных колонн вытурили все политические партии.
Получается, что, несмотря на традиционный масштаб первомайских мероприятий, многие нюансы характеризуют начало нового социально-трудового года, который — возможно! — будет существенно отличаться от прошедшего. Больше внешних ограничений. Значит ли это, что местные органы власти не уверены в себе или не готовы столкнуться с возможным протестом? Больший негатив со стороны работников. Значит ли это, что они готовы к более решительным формам публичных и протестных действий?
Не пытаясь выступить защитником власти (у нее на Первом канале таковых хватает), отмечу: ситуация, когда почти любые действия начальства воспринимаются внизу со скептическим прищуром (и это еще мягко сказано), крайне опасна. На наших глазах формируется тенденция, которая тридцать лет назад переломила спину КПСС — структуре не в пример более основательной и профессионально построенной, нежели сегодняшние “технократические” администрации.
Что это означает для профсоюзов? Вполне практическую вещь. Не нужно считать, что ТОЛЬКО переговорный процесс является единственным механизмом, который профсоюзы могут использовать для своей работы. От него не нужно отказываться. Но нужно понимать, что и власть, и, что более важно, члены профсоюза в качестве аргумента в переговорах и в качестве рычага влияния — плохо это или хорошо — готовы воспринимать публичные методы ведения дискуссии. Включая протестные действия. Этот инструмент находится в числе методов работы, определенных законодательством. Как говорится, гласно, публично и без оружия. И что существенно — без попыток разрушить, подорвать государственные основы.
Но! Просто понять это — одно. А уметь использовать — совершенно другое. Ну, поняли мы, что демонстрации — это законно. Забастовки — сложно провести, но и это законно. Претензии к властным органам и работодателям — тоже легально. А что толку, если в структуре молодежь в большинстве своем не представляет себе ни технического процесса организации коллективных действий, ни реального формата жестких переговоров? Когда и то, и другое проходит при прямом противодействии либо власти, либо работодателя.
На днях, на встрече с председателями обкомов в Архангельске, меня спросили: ну это все понятно — а делать-то что? Ответ у меня получился немного банальный. Нужно понимать, что происходит, — без “шелухи” официозных СМИ. Нужно понимать, что главная проблема у нас не вне организации, а внутри. В том, что актив в большинстве своем не обучен реальной профсоюзной деятельности, а только формальным бюрократическим процедурам и метафизике социального партнерства. (А значит, надо учить.) В том, что на это нужны деньги. (А значит, надо менять схему распределения финансов.) В том, что — если проводить параллели с церковью — существенная часть профсоюзных “священников” не верит в профсоюзного “бога”, а лишь исполняет ритуал. (А значит, надо сравнить их слова с их практической работой.) И — осознав все это, принять несколько совершенно простых, технических решений. Для этого даже не нужен специальный съезд. Но вот сможем ли мы это сделать, будет видно в течение нового социально-трудового года, который (как мы предположили в начале) уже идет с 1 мая.
